Незнакомый Вам Тарас Шевченко и его забытые друзья

Владимир Сиротенко (Вербицкий)


Двум прекрасным женщинам –
Берегине памяти Шевченко
http://i004.radikal.ru/0711/8a/da542b9745e9.jpg
Зинаиде Тархан-Березе
И Валькирии моих Майданов
http://i030.radikal.ru/0711/9f/ab856e180427.jpg
Эмилии Подляшецкой
ПОСВЯЩАЕТСЯ






НЕЗНАКОМЫЙ ВАМ

ТАРАС ШЕВЧЕНКО

И ЕГО ДРУЗЬЯ

ВСТУПЛЕНИЕ
.
Мне повезло и не повезло с Детством. Родился я в апреле проклятого 1941. Ещё задолго до моего рождения, отца, преподавателя истории Черниговского пединститута призвали в армию. Служил он рядом с Черниговом, но из роддома меня забирал не он, а бабушка http://i020.radikal.ru/0711/67/4e78c5cced6d.jpg с дедушкой. Собственно говоря, этот дедушка был мне не родным. Родного – Николая Вербицкого http://i006.radikal.ru/0711/6a/dcf30add3073.jpg, участника Ледового похода Лавра Корнилова, комиссованного из Белой Гвардии по болезни, расстреляли вместе с заложниками в 1922, когда студент-еврей из єсєров застрелил какого-то большого жида из ВЧК, приехавшего в Чернигов с инспекцией. Началась война. Отец с войсками ушёл на Запад, http://i017.radikal.ru/0711/b1/e1cac4990d3c.jpg а затем отступал на Восток. В город вошли фашисты. Сказать по правде, к нам они отнеслись более чем хорошо. Начальником управы они поставили бывшего дедушкиного сослуживца и нам вернули дедушкин дом в центре города, да ещё и компенсировали ценности, реквизированные в 1922. Увы, нашу семью преследовал злой рок. Не исполнилось мне и года, как вместе с заложниками, фашистские прислужники из Волынского сичевого куреня расстреляли мою мать-студентку. http://i035.radikal.ru/0711/fc/6024baf64946.jpg. Ей тогда сказали, что видели отца в Яцевском концлагере. Не был он в плену. Даже похожих в том лагере не было. Но как раз, когда там мама пыталась найти отца, чтобы забрать домой (немцы тогда отпускали пленных на поруки родственникам) на лагерь налетели партизаны. Полицаи попрятались и все, кто хотел, ушли с партизанами. Об этом показывалось в знаменитом когда-то сериале «Обратной дороги нет». Но стоили партизанам уйти, как повылазили сичевые стрельцы и поубивали всех свидетелей их трусости, в том числе и мою маму. Правда, гестаповцы нашли таки трёх выживших и узнали от них всю правду. Каждый пятый из сечевиков был расстрелян перед строем за несанкционированный расстрел мирного населения. Почти все из тех сечевиков, что выжили, со временем ушли в УПА, где и продолжали свои изуверства над людьми. Мама же так и осталась вечно юною. Задолго перед наступлением наши начали бомбёжки Чернигова по площадям. При одной такой бомбёжке осколок попал мне в голову. Я потерял много крови. К счастью у нас снимал две комнаты (гостиную и спальню) военврач, штурмбанфюрер Иоганн Миллер. Он не только меня прооперировал, но и перелил свою кровь. Вот из-за этого случая нам и пришлось срочно переезжать в глухое лесничество на только что освобождённой Винничине. Подальше от НКВД. Дедушка устроился там лесоинженерном. В том лесничестве и было то всего четыре-пять домишек. Кроме нас там скрывалось семейство Левицких, деятелей ЗУНР. Я дружил с их малышами, погодком Витей, ровесником Юрой http://i037.radikal.ru/0711/e4/a3b4a5590df0.jpg и старшим на 3 года Борей. Бабушка всех нас учила читать и писать. И не по чём-нибудь учила, а по букварю самого Шевченко http://i015.radikal.ru/0711/26/eb96bf6c592d.jpg, который захватила вместе со сборниками стихов Кольцова и Ахматовой. Так, с Шевченко начиналась моя учёба…
В конце мая 1948 дедушку замучили бандеровцы. Привязали колючей проволокой к могучему дубу, а на спине вырезали двуглавого орла (он, как и первый бабушкин муж, служил в Белой Гвардии). После его похорон на Гущинском кладбище http://i037.radikal.ru/0711/aa/19b070d68a79.jpg мы вернулись в родительский Чернигов. Бабушка сняла угол у золовки на Лесковице, а меня забрал отец в свою преподавательскую квартиру на Пяти углах. Отец с войны привез http://i035.radikal.ru/0711/dd/5daee1b8da82.jpg мачеху и в его Семье я чувствовал себя лишним. Вдобавок мачеха и бабушка «не сошлись характером». В общем бабушка к отцу и на порог не ступала. Со мною она виделась только, когда приходила в гости к соседям отца - Цитовичам. Этот дом, собственно, до революции принадлежал им. Но затем их уплотнили, а в 1938 оба брата Цитовичи получили десятку неизвестно за что. В Чернигове осталась дочка старшего – Елизавета Викторовна. Ей выделили балкон-веранду в этом родительском доме. Сделали из этой узюхонькой, но длинной веранды, комнату и с 1948 они жили там вчетвером. Дедушка Илья, дедушка Витя, Елизавета Викторовна и их дочка Вита, старшая меня на несколько лет. http://i017.radikal.ru/0711/3d/1b74337959d8.jpg. Они приходились бабушке какими-то родственниками, так что она регулярно ходила к ним и я, всегда торчал у соседей. После Колымы братья были на удивление тихими, и только Вита щебетала за всех. На именины или православные праздники они плотно завешивали одеялом двери. Включали на полную мощность тарелку-репродуктор, висящий над дверьми, чтобы не было слышно, что делается в комнате. Нет, они не вспоминали Колыму, не вспоминали жизнь до Советов. Собственно говоря, им той жизни, когда их отец был директором банка, пришлось 2-3 года. Затем грохнул октябрьский переворот и отца, и банк «пустили в расход». Они оба ухитрились выучиться при Советах, дядя Витя был даже редактором радиокомитета. Но пришёл 38 и отправил их на Колыму. Вот и вспоминали они детство 20-х и юность 30-х. В разгар тех вечеринок дядя Илья брал в руки гитару, а дядя Витя хриплым басом пел украинские народные песни, которые я у них только и слышал. Была среди тех народных песен и «Ще не вмерлы». Дядя Витя говорил, что эта народная песня на слова самого Шевченко. Бабушка же всегда при этом как-то загадочно улыбалась…
Но вот в 1952 http://i029.radikal.ru/0711/b8/0fd7022dbf4b.jpg мой дядя, Евгений Вербицкий, занёс во Львовское издательство свой первый роман. Написал он о трёх Харьковских окружениях, которые ему пришлось пережить. Это был его первый и последний роман. Прямо с издательства его забрали, и больше никто его не видел. Куда бы не обращалась бабушка, отовсюду получала ответ: «Данных нет». Сразу после ареста дяди, Черниговское МГБ провело обыски у всех Вербицких и их родственников. Помню, как шмонали отцову квартиру. Он тогда был в институте. Мачеха с посеревшим лицом стояла у стены и только смотрела, как перерывают постель и шкафы, перелистывают по странице сотни книжек, привезенных отцом с войны. Вот за те старинные фолианты, которые он привёз из Германии, за артефакт - книгу Святого Августина и грозило обвинение в мародёрстве. К счастью для отца, он перед войной читал лекции офицерам Яцевского концлагеря. Теперь некоторые из них стали высокими чинами в МГБ. Вот и посоветовали ему срочно убраться из Украины. Он перешёл преподавателем в Калужский пединститут и забрал с собой семью. Я не захотел ехать в чужую северную Калугу и удрал к бабушке. Пока он не уехал, скрывались у её знакомых. Когда всё успокоилось, бабушка решила, что снимать угол в родительском доме глупо. Отсудила себе две комнаты. Конечно, после этого отношения с Кулешами, которые и до этого были прохладными, стали на грани холодной войны. Все вечера мы проводили у Вербицких.
До сих пор помню те их традиционные вечера за огромным столом с пузатым медным самоваром в центре и тарелкой, на которой горкой громоздились голубые куски колотого рафинада. Бабушка Вера важно наливала из заварочного чайника коричневый благоухающий напиток, а бабушка Ната весело добавляла в чашки кипяток. Затем все степенно брали по кусочку рафинада и вприкуску степенно пили тот божественный чай, благоухающий майским мёдом и разнотравьем. Пили и вспоминали свою юность, своих расстрелянных мужей и близких. Но больше всего говорили о предках. Ведь целью этих вечеринок было донести до нас, детей, память о когда-то могучем роде Вербицких-Антиохов, Белозерских, Голицыных, Дорошенко, Забил, Марковичей, Рашевских. Вообще-то бабушка тоже должна была бы рассказывать о своём знаменитом деде – Пантелеймоне Кулише. Но её к нему возили единственный раз. Ей тогда было всего 6 лет. Показался он ей страшно высоким и страшно злым. Так что не любила она о нем говорить, как впрочем, и её братья и сёстры. Им он тоже запомнился старым маразматиком, вообразившим себя выше Шевченко. Шевченко же для нас всех всегда был Богом. Так что ни о Кулише, ни о муже бабушки Веры, поэте Вороном, не принято было вспоминать. Говорили о Шевченко и наших предках, его друзьях.
Правда, из их разговоров вырисовывался совсем иной Шевченко, чем нам вдалбливали в головы. Не злобный кровожадный революционер, а казак-гуляка. Мало того, хоть о Николае Вороном и не принято было упоминать после его развода с Верой Вербицкой, но вот о том, что у него была записная книжка Нестора Кукольника и то, что в той книжке говорилось, что Тарас бастард Великого Князя Константина Павловича, почти всегда обсуждалось. Может, просто потомкам столбовых дворян не хотелось иметь Богом простого крестьянина, а может они действительно верили в голубую кровь Тараса. Во всяком случае, те не официальные знания о Шевченко вышли мне боком. На выпускном экзамене по украинскому, я писал сочинение на свободную тему. На выбор было три темы. «Строители коммунизма», „Краснодонцы» и «Мой Тарас Шевченко». Конечно, я выбрал последнюю тему и написал о любви Тараса и Анны Закревской и их дочурке Софии. Сочинение сочли поклёпом на великого пролетарского поэта. Влепили кол, перекрывший дорогу в Киевский университет, в котором учились и мой отец, и мой дед, и мой прадед. Слава Богу, у бабушки был свиток рецептов горилок Виктора Забилы, благодаря чему я, набрав конкурсный балл, прошёл в Киевский институт пищевой промышленности. На третьем курсе, когда я из-за упрямства (пытался доказать преподавателю, что учебник врёт) завалил экзамен, бабушка приехала выправлять положение. Остановилась у далёких родственниц, сестёр Голицыных, живших по соседству в Назарьевском http://i032.radikal.ru/0711/70/0718a6670c53.jpg переулке. Вот у них я и увидел сафьяновый альбомчик с текстом «Ще не вмерлы Украины». И узнал, что автором слов был не Тарас Шевченко, а юные студенты – первый переводчик «Еще Польська не згинела» Коля Вербицкий-Антиох (мой прадед), его побратимы-студенты братья Рыльские - Иосиф и Тадей, болгарин Александр Стоянов. Редактировал текст и добавил припев их старший друг, преподаватель женского пансиона сестёр Ленц – Павел Чубинский.
Вот тогда я и понял, что разговоры бабушек о предках не пустые сплетни. Вот с того времени, вначале в университетской научной библиотеке, затем, когда стал мотаться, внедряя свои http://i018.radikal.ru/0711/d7/36990cccfae1.jpg разработки по всему Союзу - в крупнейших научных библиотеках Союза я искал в старинных изданиях упоминания о Шевченко и его друзьях…
Тот, кто имеет возможность бывать в Ленинке, пардон, Румянцевке в Москве, может убедиться, что карточки книг, посвящённых Шевченко, занимают больше четырёх ящиков каталога. Несколько тысяч наименований! Книги писателей, литературоведов, филологов. То же самое Вы увидите и в С-Петербургской библиотеке им. Салтыкова-Щедрина, и в Бакинской библиотеке им. Ахундова и в Ташкентской им. Алишера Навои. Даже в Йошкар-олинской библиотеке им. Крупской карточкам книг о Шевченко отведено целых два ящика.
Конечно, мотаясь по Союзу, внедряя свои разработки, я не только с литературой о Шевченко и своих предках знакомился, но и литературу по специальности изучал. Подготовил докторскую диссертацию «Роль комплексных безотходных технологий сельхозпереработки в оптимизации землепользования». Но грянуло пьяное ГКЧП 1991 года, а затем за бутылкой «Беловежской» на троих похоронили могучую Державу, в которой я родился и вырос. Докторскую вначале негде было защищать, а затем, когда вновь открыли Советы, но защиту сделали платной, стало не за что защищать – пятьдесят тысяч рублей, положенные на накопительный фонд „Дома Селенга”, исчезли неведомо куда. К тому же зарплата доктора наук в институте сравнялась с зарплатой уборщицы в банке. Так что на защите поставил крест. Пытался ещё что-то строить и внедрять свои разработки, изобретения и ноу-хау в колхозах Украины, но грянула принудительная приватизация и те колхозы уничтожили. При этом разграбили всё коллективное имущество, в том числе и созданные мною безотходные сельхозперерабатывающие комплексы. Мой межвузовский агроконсорциум обанкротился, не расплатившись с заводами-изготовителями за установленное в тех колхозах оборудование.
Попробовал создавать минимолокозаводики, миниколбасницы и минимельницы для фермеров. Увы, урожай у них забирали за бесценок кредиторы, так что даже минимельницу, которая окупается за считанные месяцы, им построить было не за что. Если что и внедрял, то только в России – колхозы там не уничтожены. Когда подошло 60-летие, чтобы не потерять право на научную пенсию, вернулся в сельхозинститут, ставший уже агроуниверситетом, с выплатой зарплаты Заказчиком. Заказчиком этим стал концерн «Симекс», возглавляемый хорошим знакомым ректора паном Марковским. Концерн во времена Союза занимался прокладыванием линий спецсвязи. Марковский после распада ухитрился приватизировать концерн со всем его добром. Благодаря связям с тогдашним львовским губернатором он получил доступ к дешёвым кредитам. Вот и решил заняться агробизнесом. Уговорил крестьян из 5 сёл передать ему землю бывших колхозов, а коллектив сахарного завода - передать ему свои акции. Я думал, что у него смогу реализовать свои идеи – объединить агропроизводство, безотходную переработку сельхозсырья и реализацию готовой продукции. Закупил ему лучшее в Европе оборудование «космического» Саратовского «Восхода» для хлебопекарни. Разыскал оптимальное оборудование для крупоцеха и мельницы. Увы, губернатора, который протежировал концерну, убрали. Концерн остался без дешёвых кредитов. Не смогли даже докупить ту мелочь, которая осталась по хлебопекарне, но без которой хлеба не сделаешь – тестомешалку. Затем босс просто ликвидировал агроподразделение концерна. Работники сахарного завода и крестьяне остались с носом. Мне также «забыли» выплатить зарплату за целый квартал…
В таких условиях работать в агросекторе стало бессмысленно. К тому же подошёл срок выхода на пенсию. Хоть той Державе мои разработки и принесли миллионы переводных рублей, но жульё из пенсионного фонда два года утверждало, что я не имею права на научную пенсию. Под давлением Антикоррупционного комитета, доказавшего фальсификацию справки о негосударственном статусе моего институтского предприятия, признали это право. Зато рассчитали пенсию так, что она составила в 2005 всего 92 гривны 26 коп($17,5)! После обращения в Европейский Суд она увеличилась на порядок. Всё это я посчитал местью Судьбы за то, что так и не выполнил до конца клятвы, данной в молодости – донести до людей правду о предках.
Клятва эта была частью Присяги Рода, которую я давал в день своего совершеннолетия возле могилы побратима моего прадеда Вербицкого-Антиоха, Афанасия Марковича. http://i025.radikal.ru/0711/83/d88ddd6e57c9.jpg (Мы с сестрой у могилы Марковича). Располагалась могила когда-то возле захоронений моих предков – уничтоженных в 1922 году и превратившихся в овраг – тропинку с горы в урочище «Святое». Правда та присяга, идущая к нам от присяги членов Кирилло-Мефодиевского братства и лично Василия Белозерского, мало чем отличалась от присяги «строителя коммунизма», которую тогда же приносили мои ровесники. Разве тем, что я клялся не вступать в КПСС, не служить в красной армии, служить людям, а не властям, быть верным Родине, а не Государству, донести до людей правду о людях моего Рода. Присягу я выполнил почти полностью. Не влез ни в какое КПСС, не служил в армии, был в умеренной оппозиции к власти того Государства и в жёсткой оппозиции к этой. Мои разработки позволяли в сельмагах иметь продтовары более качественные и более дешёвые, чем городе. Но вот о Людях Рода так и не успел рассказать, хотя во время тех внедренческих командировок по Союзу всегда бывал в научных библиотеках и, листая старинные издания, искал в них знакомые фамилии. Дело в том, что по «Сусловским» спискам из библиотек изымалась не угодная власти литература. Но исполняли те приказы по-разному. В Ташкентской научной библиотеке Алишера Навои, находящейся под личным патронатом Рашидова, ни одна старинная книга не была уничтожена. Находились «запретные» издания и в Йошкар-Оле, и в Архангельске, и в Петропавловск-Камчатском. Находил я в них упоминания о предках. Но всегда они упоминались рядом с именем Шевченко.
Я так и не написал «Книгу Рода», хоть из рассказов о предках моей бабушки-мамы Евгении Львовны Кулешовой-Вербицкой и бабушек Веры Вербицкой-Вороной и Марии Вербицкой-Раковой можно было бы составить несколько толстенных томов. Но, к сожалению, все те пересказы, без подтверждения первоисточников, просто сказки, не имеющие права на печать. Увы, в старинных изданиях, писалось только о Великих. О Шевченко, Кулише, Марко Вовчок, Глебове. Даже о любимом художнике самого Гитлера – Иване Рашевском, почти не осталось упоминаний. Как его картины из наших коллекций увезли по распоряжению Гитлера, так все упоминания о нём уничтожили по распоряжению главного идеолога компартии.
Не написал я пока «Книги Предков». Зато о Шевченко я собрал такой материал, что из него он встаёт не бестелесным ангелом или шизофреником-революционером, а романтическим витязем! Я, честно признаюсь, не люблю Пушкина. Считаю, что автором современного русского литературного языка был не Пушкин, а Барков. Я обожаю Лермонтова и Кольцова. Их обожал и Шевченко. У меня такие же взгляды и вкусы как у него. У меня было схожее детство, правда, матери я совсем не знал. Её расстреляли в год моего рождения. У Тараса она умерла, когда ему уже было 9 лет…У меня не было берегини-сестры. Вместо неё была бабушка-мама. http://i014.radikal.ru/0711/70/e7a53658c41c.jpg От мачехи я сбежал, воспользовавшись тем, что отцу пришлось удирать от МГБУ в Россию. То, что испытывал Тарас с мачехой, знаю по себе. Мало того, в молодости я и пил, как Тарас. Может даже больше. Всё же имел возможность. Ведь учился на спиртовика, ликёро-водочника. Но на заключительной дегустации зав. кафедрой бродильных производств, профессор Мальцев подлил нам в водку какой-то дряни. С тех пор я стал абсолютно непьющим, но потерял вдохновение писать стихи. Так что на собственном опыте знаю – для стихов нужно раскрепощение. А его трезвым не достигнешь. Как видите, у меня Жизнь выработала такое же восприятие Мира, как и у Тараса Шевченко. Правда, я уже жил совсем в другое время. Учился не у полуграмотного дьячка, а в прекрасной школе. Не били меня учителя, а учили Добру и Правде. Я до сих пор помню нашу классную руководительницу – «дюймовочку» Клару Ильиничну Калиту. Помню почти всех одноклассников. Потому, что жили одной семьёй. Жили по принципу: Один за всех и все - за одного! Тарас же жил в эпоху, когда, как и ныне, был совсем другой принцип. Как в песне: «Какое мне дело до вас до всех, а Ваше до меня!». И вот этот то принцип и стремился поломать Тарас. Первый витязь-романтик зарождающейся Украины. Благодаря ему зарождающейся!
У нас вышло много книг, пересказывающих легенды о Тарасе простых людей – ремесленников, художников, крестьян. Но народ это ведь не только простые люди. Вот о том, каким видели Шевченко столбовые дворяне я и расскажу Вам.
Я так и не стал писателем. Предприятия, созданные мной, разграблены прихватизаторами. Мои технологии используют в других странах, так как у нас больше некому их применять. Разработки мои стали никому не нужными. Может хоть эта книга останется после меня…
ЧАСТЬ 1